Электронные вычислительные машины

Бэббидж, Чарлз

Чарлз Бэббидж

Charles Babbage


портрет Чарлза Бэббиджа для газеты The Illustrated London News, 4 ноября 1871 года

Дата рождения

26 декабря 1791

Место рождения

Лондон, Англия

Дата смерти

18 октября 1871 (79 лет)

Место смерти

Лондон, Англия

Страна

  • Великобритания

Научная сфера

математика

Место работы

  • Кембриджский университет

Альма-матер

  • Колледж святого Петра
  • Тринити-колледж
  • Кембриджский университет

Учёная степень

бакалавр искусств (1814) и магистр искусств (1999)

Награды и премии

Золотая медаль Королевского астрономического общества (1824)

Подпись

Чарлз Бэббидж на Викискладе

В Википедии есть статьи о других людях с фамилией Бэббидж.

Ча́рлз Бэ́ббидж (англ. Charles Babbage; 26 декабря 1791, Лондон, Англия — 18 октября 1871, там же) — английский математик, изобретатель первой аналитической вычислительной машины. Иностранный член-корреспондент Императорской академии наук в Санкт-Петербурге (1832). Труды по теории функций, механизации счёта в экономике. Сконструировал и построил (1820-22) машину для табулирования. С 1822 года работал над постройкой разностной машины. В 1833 году разработал проект универсальной цифровой вычислительной машины — прообраза современной ЭВМ.

Биография

Чарлз Бэббидж родился 26 декабря 1791 года в Лондоне в семье банкира Бенджамина Бэббиджа и Элизабет Тип (англ. Teape). В детстве у Чарльза было очень слабое здоровье. В 8 лет его отправили в частную школу в Альфингтоне на воспитание священнику. На тот момент его отец уже был достаточно обеспечен, чтобы позволить обучение Чарльза в частной школе. Бенджамин Бэббидж попросил священника не давать Чарльзу сильных учебных нагрузок из-за слабого здоровья.

После школы в Альфингтоне Чарлз был отправлен в академию в Энфилде, где по существу и началось его настоящее обучение. Именно там Бэббидж начал проявлять интерес к математике, чему поспособствовала большая библиотека в академии.

После обучения в академии Бэббидж обучался у двух репетиторов. Первый был священником, жившим возле Кембриджа. По словам Чарльза, священник не дал бы ему тех знаний, который он мог получить, обучаясь у более опытного репетитора. После священника у Бэббиджа был репетитор из Оксфорда. Он смог дать Бэббиджу основные классические знания, достаточные для поступления в колледж.

В 1810 году Бэббидж поступил в Тринити-колледж в Кембридже. Однако основам математики он обучался самостоятельно по книжкам. Он тщательно изучал труды Ньютона, Лейбница, Лагранжа, Лакруа, Эйлера и других математиков академий Санкт-Петербурга, Берлина и Парижа. Бэббидж очень быстро обогнал своих преподавателей по знаниям и был сильно разочарован уровнем преподавания математики в Кембридже. Более того, он заметил, что Британия в целом заметно отстала от континентальных стран по уровню математической подготовки.

В связи с этим он решил создать общество, целью которого являлось внесение современной европейской математики в Кембриджский университет. В 1812 году Чарлз Бэббидж, его друзья, Джон Гершель (John Herschel) и Джордж Пикок (George Peacock) и ещё несколько молодых математиков основали «Аналитическое общество». Они стали проводить собрания. Обсуждать различные вопросы, связанные с математикой. Начали публиковать свои труды. Например, в 1816 году они опубликовали переведённый ими на английский язык «Трактат по дифференциальному и интегральному исчислению» французского математика Лакруа, а в 1820 году опубликовали два тома примеров, дополняющих этот трактат. Аналитическое общество своей активностью инициировало реформу математического образования вначале в Кембридже, а затем и в других университетах Британии.

В 1812 году Бэббидж перешёл в колледж Св. Петра (Peterhouse), а в 1814 году он получил степень бакалавра.

В 1816 году он стал членом Королевского Общества Лондона. К тому времени им было написано несколько больших научных статей в разных математических дисциплинах. В 1820 году он стал членом Королевского общества Эдинбурга и Королевского астрономического общества. В 1827 году он похоронил отца, жену и двоих детей. В 1827 году он стал профессором математических наук в Кембридже и занимал этот пост в течение 12 лет. После того, как он покинул этот пост, он большую часть своего времени посвятил делу его жизни — разработке вычислительных машин.

Последние годы жизни Бэббидж посвятил философии и политической экономии.

Чарлз Бэббидж умер в возрасте 79 лет 18 октября 1871 года. Похоронен на кладбище Кенсал Грин (англ. Kensal Green Cemetery) в Лондоне.

Мозг Чарлза Бэббиджа был извлечен после его смерти и в течение 36 лет хранился в музее Хантера в Глазго. Впоследствии он был препарирован профессором Чарльзом Стюартом. Британское Королевское общество искусств опубликовало результаты и фотографии препарации в книге «Описание мозга мистера Чарлза Бэббиджа» (Description of the Brain of Mr. Charles Babbage)

Изобретения Бэббиджа

On the economy of machinery and manufactures, 1835

Бэббидж, без сомнения, является первым автором идеи создания вычислительной машины, которая в наши дни называется компьютером.

Малая разностная машина

Впервые Бэббидж задумался о создании механизма, который позволил бы производить автоматически сложные вычисления с большой точностью, в 1812 году. На эти мысли его натолкнуло изучение логарифмических таблиц, при пересчёте которых были выявлены многочисленные ошибки в вычислениях, обусловленные человеческим фактором. Ещё тогда он начал осмысливать возможность проведения сложных математических расчётов при помощи механических аппаратов.

Также очень большое влияние на Бэббиджа оказали работы французского учёного барона де Прони, который предложил идею разделения труда при вычислении больших таблиц (логарифмических, тригонометрических и др.). Он предлагал разделить процесс вычисления на три уровня. Первый уровень — несколько выдающихся математиков, подготавливающих математическое обеспечение. Второй уровень — образованные технологи, которые организовывали рутинный процесс вычислительных работ. А третий уровень занимали сами вычислители, от которых требовалось лишь умение складывать и вычитать. Идеи Прони навели Бэббиджа на мысль о замене третьего уровня (вычислителей) механическим устройством.

Однако Бэббидж не сразу начал заниматься развитием идеи построения вычислительного механизма. Лишь в 1819 году, когда он заинтересовался астрономией, он более точно определил свои идеи и сформулировал принципы вычисления таблиц разностным методом при помощи машины, которую он впоследствии назвал разностной. Эта машина должна была производить комплекс вычислений, используя только операцию сложения. В 1819 году Чарльз Бэббидж приступил к созданию малой разностной машины, а в 1822 году он закончил её строительство и выступил перед Королевским Астрономическим обществом с докладом о применении машинного механизма для вычисления астрономических и математических таблиц. Он продемонстрировал работу машины на примере вычисления членов последовательности. Работа разностной машины была основана на методе конечных разностей. Малая машина была полностью механической и состояла из множества шестерёнок и рычагов. В ней использовалась десятичная система счисления. Она оперировала 18-разрядными числами с точностью до восьмого знака после запятой и обеспечивала скорость вычислений 12 членов последовательности в 1 минуту. Малая разностная машина могла считать значения многочленов 7-й степени.

За создание разностной машины Бэббидж был награждён первой золотой медалью Астрономического общества. Однако малая разностная машина была экспериментальной, так как имела небольшую память и не могла быть использована для больших вычислений.

Большая разностная машина

Основная статья: Разностная машина Чарльза Бэббиджа

В 1822 году Бэббидж задумался о создании большой разностной машины, которая позволила бы заменить огромное количество людей, занимающихся вычислением различных астрономических, навигационных и математических таблиц. Это позволило бы сэкономить затраты на оплату труда, а также избавиться от ошибок, связанных с человеческим фактором.

Со своим предложением профинансировать создание большой разностной машины Чарльз Бэббидж обратился в Королевское и Астрономическое общества. И те, и другие отозвались на это предложение положительно. В 1823 году Бэббидж получил 1500 фунтов стерлингов и приступил к разработке новой машины. Он планировал сконструировать машину за 3 года. Однако Бэббидж не учёл сложности конструкции, а также технические возможности того времени. И уже к 1827 году было затрачено 3500 фунтов стерлингов (из них более £1000 составляли его личные деньги). Ход работы по созданию разностной машины сильно замедлился.

Кроме того, на процесс конструирования машины большое влияние оказали трагические события в жизни Бэббиджа в 1827 году. В этот год он похоронил отца, жену и двоих детей. После этих событий у него ухудшилось самочувствие, и он не мог заниматься конструированием машины. Чтобы восстановить здоровье, он поехал в путешествие по континенту.

После путешествия в 1828 году Бэббидж продолжил разработку, но денег уже не было. Он обращался ко многим обществам и правительству с просьбой о помощи. Только в 1830 году он получил от правительства ещё 9000 фунтов стерлингов, после чего продолжил конструирование разностной машины.

В 1834 году работы по созданию машины были приостановлены. На тот момент уже было затрачено 17000 фунтов государственных денег и от 6000 до 7000 личных. С 1834 по 1842 год правительство обдумывало, оказывать поддержку проекту или нет, а в 1842 году отказалось финансировать проект. Разностная машина так и не была достроена.

Большая разностная машина должна была состоять из 25 000 деталей, весить почти 14 тонн и быть 2,5 метра высотой. Кроме того, разностная машина должна была быть оснащена печатным устройством для вывода результатов. Память была рассчитана на 1000 50-разрядных чисел.

Возможно, причиной неудачи создания разностной машины, наряду с трагическими событиями 1827 года и недостаточным уровнем технологий того времени, стала излишняя разносторонность Бэббиджа. Он поднимался с экспедицией на Везувий, погружался на дно озера в водолазном колоколе, участвовал в археологических раскопках, изучал залегание руд, спускаясь в шахты. Почти год он занимался безопасностью железнодорожного движения и сделал очень много специального оборудования — в том числе создал спидометр. Кроме того, при конструировании разностной машины он разработал немало оборудования для обработки металла. В 1851 году Чарлз Бэббидж предпринял попытку сконструировать улучшенную версию разностной машины — «Разностную машину 2». Но и этот проект не был удачным.

Одна из 6 демонстрационных моделей вычислительной части разностной машины Чарлза Бэббиджа, собранная после его смерти сыном Генри из деталей, найденных в лаборатории

Однако труды Бэббиджа по созданию разностной машины не пропали даром. В 1854 году шведский изобретатель Шойц по работам Бэббиджа построил несколько разностных машин. А ещё через некоторое время Мартин Виберг усовершенствовал машину Шойца и использовал её для расчётов и публикации логарифмических таблиц.

В 1991 году в Лондонском научном музее была построена работающая копия «Разностной машины 2».

Аналитическая машина

Несмотря на неудачу с разностной машиной, Бэббидж в 1833 году задумался о создании программируемой вычислительной машины, которую он назвал аналитической (прообраз современного компьютера). В отличие от разностной машины, аналитическая машина позволяла решать более широкий ряд задач. Именно эта машина стала делом его жизни и принесла посмертную славу. Он предполагал, что построение новой машины потребует меньше времени и средств, чем доработка разностной машины, так как она должна была состоять из более простых механических элементов. С 1834 года Бэббидж начал проектировать аналитическую машину.

Архитектура современного компьютера во многом схожа с архитектурой аналитической машины. В аналитической машине Бэббидж предусмотрел следующие части: склад (store), фабрика или мельница (mill), управляющий элемент (control) и устройства ввода-вывода информации.

Склад предназначался для хранения как значений переменных, с которыми производятся операции, так и результатов операций. В современной терминологии это называется памятью.

Мельница (арифметико-логическое устройство, часть современного процессора) должна была производить операции над переменными, а также хранить в регистрах значение переменных, с которыми в данный момент осуществляет операцию.

Третье устройство, которому Бэббидж не дал названия, осуществляло управление последовательностью операций, помещением переменных в склад и извлечением их из склада, а также выводом результатов. Оно считывало последовательность операций и переменные с перфокарт. Перфокарты были двух видов: операционные карты и карты переменных. Из операционных карт можно было составить библиотеку функций. Кроме того, по замыслу Бэббиджа, Аналитическая машина должна была содержать устройство печати и устройство вывода результатов на перфокарты для последующего использования.

Для создания компьютера в современном понимании оставалось лишь придумать схему с хранимой программой, что было сделано 100 лет спустя Эккертом, Мочли и Фон Нейманом.

Бэббидж разрабатывал конструкцию аналитической машины в одиночку. Он часто посещал промышленные выставки, где были представлены различные новинки науки и техники. Именно там состоялось его знакомство с Адой Августой Лавлейс (дочерью Джорджа Байрона), которая стала его очень близким другом, помощником и единственным единомышленником. В 1840 году Бэббидж ездил по приглашению итальянских математиков в Турин, где читал лекции о своей машине. Луиджи Менабреа, преподаватель туринской артиллерийской академии, создал и опубликовал конспект лекций на французском языке. Позже Ада Лавлейс перевела эти лекции на английский язык, дополнив их комментариями по объёму превосходящими исходный текст. В комментариях Ада сделала описание ЦВМ и инструкции по программированию к ней. Это были первые в мире программы. Именно поэтому Аду Лавлейс справедливо называют первым программистом. Однако, аналитическая машина так и не была закончена. Вот, что писал Бэббидж в 1851 году: «Все разработки, связанные с Аналитической машиной, выполнены за мой счёт. Я провёл целый ряд экспериментов и дошёл до черты, за которой моих возможностей не хватает. В связи с этим я вынужден отказаться от дальнейшей работы». Несмотря на то, что Бэббидж подробно описал конструкцию аналитической машины и принципы её работы, она так и не была построена при его жизни. Причин этому было много, но основными стали полное отсутствие финансирования проекта по созданию аналитической машины и низкий уровень технологий того времени. Бэббидж не стал в этот раз просить помощи у правительства, так как понимал, что после неудачи с разностной машиной ему всё равно откажут.

Только после смерти Чарлза Бэббиджа его сын, Генри Бэббидж, продолжил начатое отцом дело. В 1888 году Генри сумел построить по чертежам отца центральный узел аналитической машины. А в 1906 году Генри совместно с фирмой Монро построил действующую модель аналитической машины, включающую арифметическое устройство и устройство для печатания результатов. Машина Бэббиджа оказалась работоспособной.

Мозг Чарльза Бэббиджа в музее науки в Лондоне

В 1864 году Чарлз Бэббидж написал: «Пройдёт, вероятно, полстолетия, прежде чем люди убедятся, что без тех средств, которые я оставляю после себя, нельзя будет обойтись». В своём предположении он ошибся на 30 лет. Только через 80 лет после этого высказывания была построена машина МАРК-I, которую назвали «осуществлённой мечтой Бэббиджа». Архитектура МАРК-I была очень схожа с архитектурой аналитической машины. Говард Эйкен на самом деле серьёзно изучал публикации Бэббиджа и Ады Лавлейс перед созданием своей машины, причём его машина идеологически незначительно ушла вперёд по сравнению с недостроенной аналитической машиной. Производительность МАРК-I оказалась всего в десять раз выше, чем расчётная скорость работы аналитической машины.

Прочие заслуги Чарлза Бэббиджа

Несмотря на то, что Чарлз Бэббидж считается изобретателем вычислительных машин, на самом деле он был очень разносторонним человеком. Бэббидж занимался безопасностью железнодорожного движения, для чего оборудовал вагон-лабораторию всевозможными датчиками, показания которых фиксировались самописцами. Изобрёл спидометр. Участвовал в изобретении тахометра. Создал приспособление, сбрасывающее случайные предметы с путей перед локомотивом.

В ходе работ над созданием вычислительных машин сделал большой прогресс в металлообработке. Сконструировал поперечно-строгальный и токарно-револьверный станки, придумал методы изготовления зубчатых колес. Предложил новый метод заточки инструментов и литья под давлением.

Он содействовал реформированию почтовой системы в Англии. Составил первые надёжные страховые таблицы. Занимался теорией функционального анализа, экспериментальными исследованиями электромагнетизма, вопросами шифрования, оптикой, геологией, религиозно-философскими вопросами. Более того, известен как человек, первым взломавший шифр Виженера.

В 1834 году Бэббидж написал одну из самых важных работ «Экономика технологий и производств» (англ. Economy of Machines and Manufactures, 1832), в которой он предлагал то, что сейчас называется «исследованием операций».

В 1864 году Бэббидж написал автобиографию — «Отрывки из жизни философа» (англ. Passages from the Life of Philosopher, 1864) — своеобразную летопись своих неудач и достижений. В главе «Уличные беспорядки» (Street Nuisances) он описал борьбу, которую в одиночку вёл против уличных музыкантов. При жизни эта борьба снискала ему бо́льшую известность, чем научные достижения.

Он был одним из основателей Лондонского статистического общества. В числе его изобретений были спидометр, офтальмоскоп, сейсмограф, устройство для наведения артиллерийского орудия.

Кроме того, Бэббидж был очень общительным человеком. Часто по субботам он собирал в доме гостей. Иногда приходило до 200 или 300 человек, среди которых были такие знаменитые люди того времени, как Фуко, Пьер Лаплас, Чарльз Дарвин, Чарльз Диккенс, Александр Гумбольдт. Помимо этого он поддерживал близкие отношения с Юнгом, Фурье, Пуассоном, Бесселем, Мальтусом.

Бэббидж оставил огромный след в истории XIX века и сделал переворот не только в математике и вычислительной технике, но и в науке в целом.

Биография

Джона Винсента Атанасова родился он в Гамильтоне, штат Нью-Йорк, 4 октября 1903 года. Его отец, болгарcкий эмигрант, был инженером-электриком, а мать-американка была учителем и занималась алгеброй до девяноста лет. Когда Джон был ребенком, его семья переехала во Флориду после того, как отец получил там работу инженера. Джон был развит не по годам. С помощью своей матери он научился рано читать и любил все, что мог почерпнуть из книг.

В 1913 году, когда ему было 9 лет, Джон Атанасов начал свой путь в электрический мир. Его отец, который руководил электрической системой на фосфатном руднике, провел электрическую проводку в своем доме, сделав ее одним из первых в округе. Благодаря старшему Атанасову Джон выучил основы электричества. В тот же год его отец купил Джону логарифмическую линейку, и Джон с февраля по август работал с логарифмами, пользуясь учебником Дж. М. Тейлора для колледжей, который достал из отцовской библиотеки.

В возрасте 10 лет он изучал физику и химию, а также продолжал заниматься математикой. Его мать дала ему книгу, в которой объяснялось, как производить вычисления в других системах счисления, отличных о десятичной. Позже Атанасов вспоминал: “Когда я приступил к работе над компьютером, одна из вещей, которая крутилась в моем мозгу, была та, что может быть компьютеры будут работать лучше с другим основанием, чем десять”.

Во время обучения в школе Атанасов решил стать физиком-теоретиком, но, поступив в университет Флориды в 1921 году, выбрал профессию инженера-электрика. Он получил диплом инженера в 1925 году. В сентябре этого же года Атанасов уехал на север в колледж штата Айова, чтобы преподавать математику и руководить дипломными работами по физике и математике. Затем Атанасов переезжает в университет штата Висконсин, где в мае 1930 года защищает докторскую диссертацию. По возвращении в Государственный колледж штата Айова он работает ассистентом профессора по математике и физике.

Научные достижения

В середине 30-х годов Атанасов задумывается над проблемой автоматизации решения больших систем линейных алгебраических уравнений. Аналоговые методы решения с помощью дифференциального анализатора Ванневара— Буша его не удовлетворяли из-за недостаточной точности, а устройства, реализующие цифровой подход, не существовали. Он пытался модифицировать калькулятор фирмы IBM для решения систем уравнений, но из-за сложности работы вскоре отказался (надо сказать, что ему был известен проект аналитической машины Ч. Бэббиджа).

Идеи и принципы создания цифрового компьютера к нему пришли, как он вспоминает, зимним вечером 1937 года в придорожной таверне. В поздние годы он сформулировал суть этих принципов: в своей работе компьютер будет использовать электричество и достижения электроники:

его работа будет основана на двоичной, а не десятичной системе счисления;
основой запоминающего устройства будут служить конденсаторы;
будут использованы логические электронные схемы.
Для реализации проекта ему нужен был талантливый изобретатель, очень хорошо знающий электронику. Атанасов обратился к декану инженерного факультета с просьбой порекомендовать ему выпускника электротехнического отделения, хорошо знающего электронику. Ни минуты не колеблясь, декан предложил ему Клиффорда Эдварда Берри, блестящего, трудолюбивого, многообещающего ученого, уже имеющего впечатляющий перечень наград и достижений.

Компьютер Атанасова-Берри «АВС»

Они встретились, и родилась команда Атанасов и Берри, а в ноябре 1939 года появились наброски компьютера Атанасова — Берри — ABC (Atanasoff— Berry Computer, как позже Атанасов настоял, чтобы его так называли).

Атанасов — автор первого проекта электронной цифровой вычислительной машины. В январе 1941 г в газете «Де Мойн Трибюн» появилась небольшая заметка, в которой сообщалось, что «Д-р Джон Атанасов, профессор физики колледжа Айовы, строит электрическую вычислительную машину, которая по принципу своей работы ближе человеческому мозгу, чем любая другая машина».

На сообщение мало кто обратил внимание — началась вторая мировая война, К тому же проект Атанасова финансировался экспериментальной сельскохозяйственной станцией колледжа Айова (предполагавшей использовать машину для решения сельскохозяйственных задач). Но специалисты обратили внимание на эту статью, и вскоре колледж Айовы посетил конструктор электронной машины ЭНИАК Дж, Моучли, чтобы на месте ознакомиться с результатами работ по реализации проекта Атанасова. К тому времени Дж, Моучли уже был известен как автор ряда работ в области механизации вычислений. В августе 1942 г. он предложил проект машины ЭНИАК, предназначенной для военных целей. В1943 г. было решено реализовать проект Моучли, а в декабре 1945 г. появился ЭНИАК.

Машина Атанасова была практически готова в декабре 1941 г., но находилась в разобранном состоянии, и все работы по реализации этого проекта прекратились. Лишь в 1973 г. приоритет Атанасова как автора первого проекта ЭВМ был под­твержден решением федерального суда США.

О том, как Атанасов пришел к занятиям вычислительной техникой, можно лишь догадываться. Сначала он профессионально занимался физикой. В 1930 г. защитил докторскую диссертацию, посвященную электронной структуре атомов гелия. Работа была связана с большими объемами вычислений, и это, по-видимому, натолкнуло Атанасова на мысль создать электронное устройство для автоматизации вычислений. Примеры таких устройств уже были.

Первые электромеханические компьютеры были разработаны в конце 30-х гг. независимо друг от друга Конрадом Цузе (Германия), Джоном Р.Сгибицем (США) и Говардом Айкеном (США).

Компьютер Дж. В. Атанасова, в отличие от этих машин, был полностью собран из электронных элементов. В 1937 — 1942 гг., когда Атанасов преподавал в колледже штата Айова, он с помощью своего аспиранта К. Е. Берри сконструировал две вычислительные машины. Одна из них (более мощная) впоследствии получила название компьютера Атанасова—Берри (сокращенно “ABC”). Оригинальной особенностью ABC было разделение обрабатывающих и запоминающих устройств. Блок памяти состоял из набора конденсаторов с автоматическим восстановлением заряда. Информация вводилась с перфокарт. При вычислениях использовалось двоичное представление чисел. Блок управления был собран на электронных лампах и по­зволял осуществлять многократное поразрядное сложение и вычитание чисел, хранящихся в конденсаторной памяти.

Оригинальные идеи Дж. В. Атанасова предвосхитили основные инженерные решения, положенные в основу универсальных ЭВМ, появившихся позднее. К сожалению, эти работы, как уже говорилось, в 1942 г. были прекращены. Атанасов поступил на службу в военно-морскую артиллерийскую лабораторию, и ему пришлось оставить работу над созданием электронных вычислительных машин.

В 1983 г. Джон Винсент Атанасов праздновал свое 80-летие. На праздничной церемонии в университете штата Айова демонстрировался барабан запоминающего устройства — единственная часть, сохранившаяся от первого электронного компьютера ABC.

>Ссылки

Персоны | Атанасов, Джон Винсент

Джон Винсент Атанасов (John Vincent Atanasoff, 4.10.1903, Гамильтон, штат Нью-Йорк, США — 15.06.1995, Фредерик, штат Мэриленд, США) — американский физик, математик и инженер-электрик болгарского происхождения, один из изобретателей первого электронного компьютера. Последнее утверждение, кстати, довольно сложный вопрос… Кто изобрел электронный цифровой компьютер? До начала 70-х годов легко было ответить на этот вопрос — это Джон Мокли и Джон П. Эккерт, которые в 1943—1946 годах создали ENIAC, действующий электронный цифровой компьютер. Но после октября 1973 года по решению суда изобретателем электронного компьютера назвали Джона В. Атанасова. По иронии судьбы Атанасов, физик из Айовы, который придумал в конце 30-х годов компьютер, был более известен в Европе, чем в Америке.
Американские ученые и инженеры, создававшие в 40—50-х годах электронные компьютеры, мало что знали о нем. И тем не менее в начале 70-х годов Атанасов выиграл юридическое право называться изобретателем электронного компьютера. Мокли и Эккерт заявили, что суд был несправедливым, что компьютер Атанасова никогда не работал и что они являются изобретателями электронного компьютера. Большинство ученых в настоящее время считают, что вопрос о приоритете до сих пор не решен и, в конечном счете, мало интересен. Что можно сказать с уверенностью, так это то, что Атанасов, Берри, Мокли и Эккерт внесли существенный вклад в развитие электронного компьютера.
Математика была центром интересов Джона Винсента Атанасова с детства. Родился он в Гамильтоне, штат Нью-Йорк, 4 октября 1903 года. Его отец, Иван Атанасов, болгарcкий эмигрант, был инженером-электриком, а мать-американка, Айва Луцена Парди, была учителем и занималась алгеброй до девяноста лет. Когда Джон был ребенком, его семья переехала во Флориду после того, как отец получил там работу инженера. Джон был развит не по годам. С помощью своей матери он научился рано читать и любил все, что мог почерпнуть из книг.
В 1913 году, когда ему было 9 лет, Джон Атанасов начал свой путь в электрический мир. Его отец, который руководил электрической системой на фосфатном руднике, провел электрическую проводку в своем доме, сделав ее одним из первых в округе. Благодаря старшему Атанасову Джон выучил основы электричества. В тот же год его отец купил Джону логарифмическую линейку, и Джон с февраля по август работал с логарифмами, пользуясь учебником Дж. М. Тейлора для колледжей, который достал из отцовской библиотеки.
В возрасте 10 лет он изучал физику и химию, а также продолжал заниматься математикой. Его мать дала ему книгу, в которой объяснялось, как производить вычисления в других системах счисления, отличных о десятичной. Позже Атанасов вспоминал: “Когда я приступил к работе над компьютером, одна из вещей, которая крутилась в моем мозгу, была та, что может быть компьютеры будут работать лучше с другим основанием, чем десять”.
Во время обучения в школе Атанасов решил стать физиком-теоретиком, но, поступив в университет Флориды в 1921 году, выбрал профессию инженера-электрика. Он получил диплом инженера в 1925 году. В сентябре этого же года Атанасов уехал на север в колледж штата Айова, чтобы преподавать математику и руководить дипломными работами по физике и математике. Затем Атанасов переезжает в университет штата Висконсин, где в мае 1930 года защищает докторскую диссертацию в университете штата Висконсин. По возвращении в Государственный колледж штата Айова он работает ассистентом профессора по математике и физике.
В середине 30-х годов Атанасов задумывается над проблемой автоматизации решения больших систем линейных алгебраических уравнений. Аналоговые методы решения с помощью дифференциального анализатора Вэннивара Буша его не удовлетворяли из-за недостаточной точности, а устройства, реализующие цифровой подход, не существовали. Он пытался модифицировать калькулятор фирмы IBM для решения систем уравнений, но из-за сложности работы вскоре отказался (надо сказать, что ему был известен проект аналитической машины Ч. Бэббиджа).
Идеи и принципы создания цифрового компьютера к нему пришли, как он вспоминает, зимним вечером 1937 года в придорожной таверне. В поздние годы он сформулировал суть этих принципов: в своей работе компьютер будет использовать электричество и достижения электроники:

  • его работа будет основана на двоичной, а не десятичной системе счисления;
  • основой запоминающего устройства будут служить конденсаторы;
  • будут использованы логические электронные схемы.

Для реализации проекта ему нужен был талантливый изобретатель, очень хорошо знающий электронику. Атанасов обратился к декану инженерного факультета с просьбой порекомендовать ему выпускника электротехнического отделения, хорошо знающего электронику. Ни минуты не колеблясь, декан предложил ему Клиффорда Эдварда Берри, блестящего, трудолюбивого, многообещающего ученого, уже имеющего впечатляющий перечень наград и достижений.
Они встретились, и родилась команда Атанасов и Берри, а в ноябре 1939 года появились наброски компьютера Атанасова — Берри — ABC (Atanasoff— Berry Computer, как позже Атанасов настоял, чтобы его так называли). Проектирование и конструирование компьютера осуществлялось с конца 1939 года до середины 1942 года. Что же представлял собою компьютер ABC? Вот, что пишет об этом Клиффорд Берри Р. Ричардсу в письме, датированном 30 апреля 1963 года: “Машина была сконструирована с единственной целью, а именно — для решения больших систем линейных алгебраических уравнений (до 30?30).
В ней использована двоичная арифметика, длина слова составляла 50 бит. Основной метод решения (метод Гаусса) заключался в последовательном исключении коэффициентов из пар уравнений с тем, чтобы сократить первоначальную квадратную матрицу до треугольной. Так как внутренняя память компьютера одновременно сохраняла коэффициенты / двух уравнений, промежуточные результаты (т. е. единые уравнения, результирующие из линейной комбинации двух для сокращения на единицу количества переменных) хранились на специальных перфокартах, каждая из которых содержала тридцать 50-разрядных двоичных чисел.
Эти перфокарты затем снова считывались машиной на последующем этапе процедуры. Перфокарта перфорировалась или считывалась в течение одной секунды, но вставлять ее надо было вручную.
Максимальное время, которое требовалось в худшем случае машине для исключения переменной между двумя уравнениями, составляло около 90 секунд, а в среднем гораздо меньше.
В машину входило два запоминающих устройства — по одному для коэффициентов каждой из пар скомбинированных уравнений. Эти запоминающие устройства состояли из вращающихся барабанов, с прикрепленными маленькими конденсаторами, каждый из этих конденсаторов был подключен к небольшому латунному контакту на поверхности барабана.
Пять шестых периферийной поверхности барабана было занято этими контактами (30 рядов по 50 контактов в каждом), а шестая часть оставалась пустой, предоставляя время для других операций. Барабаны приводились в движение редукторным синхронным двигателем, обеспечивающим скорость 1 об./мин. Таким образом, скорость прохождения контактов мимо считывающей щетки составляла 60 в секунду.
Полярность заряда на конденсаторе указывала “единицу” или “ноль”, и каждый конденсатор сразу же после считывания перезаряжался, чтобы заряд никогда не оставался на нем более одной секунды. Все слова обрабатывались параллельно, но внутри каждого слова цифры обрабатывались последовательно. Интересно отметить, что прежде чем проектировать память на конденсаторах, мы серьезно рассматривали идею использования магнитных барабанов, но отказались от нее из-за низкого уровня сигналов.
Имелось 30 идентичных арифметических устройств, которые по существу были двоичными сумматорами. Каждое состояло из серии электровакуумных ламп с прямой связью (семь сдвоенных триодов), соединенных между собой таким образом, что они выполняли двоичное сложение. Каждое устройство имело три входа (два — для складываемых или вычитаемых чисел и один — для переноса с предыдущего места) и два выхода (один — для результата на том месте, а другой — для переноса на другое место).
Первоначальный ввод данных в машину осуществлялся с помощью карт ТЭЛ (?, возможно имеется ввиду TAL, Terminal Application Layer), которые считывались специальным устройством описанной конструкции. На каждой карте имелось пять 15-разрядных десятичных чисел, которые считывались в течение 15 секунд. Машина выполняла преобразование десятичных чисел в двоичные при помощи вращающегося барабана (в заднем левом углу машины), на котором находились контакты, представляющие двоичные эквиваленты 1,2 — 9,10,20 — 9?14. На выходе для обратного преобразования использовался тот же аппарат в обратном порядке и на механическом счетчике появлялся десятичный результат”.
И далее Клиффорд Берри пишет, что “единственным крупным узлом, не законченным к моменту прекращения работы в середине 1942 года, была схема считывания для двоичных карт. Основная вычислительная часть машины была закончена и работала более года, но от неё было мало толку без средств для хранения промежуточных результатов”.

Первая встреча Атанасова с Джоном Маучли, физиком из колледжа Урсинуса, в Пенсильвании, произошла в декабре 1940 году, когда Атанасов все еще работал над улучшением ABC. Оба этих человека посещали собрание Американской ассоциации прогресса науки на территории университета Пенсильвании. Мокли прочитал лекцию о возможности использования аналоговых компьютеров для решения проблем метеорологии, он обсуждал использование гармонического анализатора, который построил при изучении некоторых погодных явлений. Атанасов был в аудитории.
Подождав, пока все остальные поговорили с Мокли после лекции, Атанасов представился как некто, интересующийся компьютерами, особенно цифровым компьютером. Он потом рассказал Мокли о его незаконченной машине, компьютере, использующем электронные лампы, и о том, что, они, возможно, будут иметь большое влияние на цифровые компьютеры. Атанасов пригласил Мокли приехать в Айову посмотреть ABC.
Мокли принял приглашение 14 июня 1941 года. Он и его сын были в доме Атанасова, гостили в течении следующих 5 дней, в течение этого времени двое мужчин без конца говорили о компьютерах. Мокли рассматривал документацию, а Берри бегло показывал короткую демонстрацию ABC. Машина могла решать 29 .одновременных уравнений с 29 переменными.
Мокли попросил один экземпляр документации домой, но Атанасов отказал. Три месяца спустя, в сентябре 1941 года, Мокли написал Атанасову письмо, в котором спрашивал, возможно ли будет построить один “Атанасов калькулятор” в инженерной школе Мура при университете Пенсильвании. Отвечая 7 октября, Атанасов сообщал, что хочет, чтобы ABC оставалось секретным, по крайней мере, до тех пор, пока не будет подана заявка на патент.
Вторая мировая война заставила Атанасова отойти от конструирования компьютеров. В 1942 году он стал главой Отдела акустики при Военно-морской Артиллерийской лаборатории (NOL) в Вашингтоне, штат Колумбия, где следил за акустическим испытанием мин. Одна из частей ABC — арифметическая часть, была апробирована в 1942 году и дала Атанасову уверенность в том, что компьютерный проект в значительной степени был уже закончен. Но ABC никогда фактически не использовалась.
Джон Мокли, работая статистиком на полставки в том же самом Отделе, сообщил Атанасову в 1943 году, что он и Эккерт разработали новый подход вычислений, отличный от того, что предложил Атанасов. Атанасов попросил Мокли объяснить, что он сделал, но получил резкий ответ. “Я не могу. Тема секретная”. “Новый подход” был связан с ENIAC — первым полностью электронным цифровым компьютером, который в то время собирали при строгой секретности для военных целей в университете Пенсильвании.
В 1945 году Артиллерийское ведомство попросило Атанасова помочь в конструировании компьютера для Военно-морской Артиллерийской лаборатории, выделяя при этом большую финансовую поддержку. Атанасов заявил, что не может одновременно работать над компьютерным проектом и заканчивать работу в Отделе акустики NOL. Военно-морской флот, в конечном счете, отказался от его услуг.
Одной из причин послужил доклад, представленный консультантом проекта Джоном фон Нейманом, который писал, что Атанасов был не компетентен, чтобы руководить проектом такого масштаба. Атанасов не вернулся к компьютерам и после окончания войны. “Я работал над компьютерами примерно около 12 лет и при очень трудных обстоятельствах. Я нуждался в изменении жизни”. Годы спустя он сожалел, что оставил свои усилия по созданию компьютера, но он это понял только тогда, когда стало очевидно, что его машина была поистине революционной. В начале 80-х годов он признался, что если бы понимал потенциальные возможности ABC, то продолжал бы работать над ней.
Атанасов оставался главой Отдела акустики NOL до 1949 года, а затем стал главным ученым армейских полевых сил в Форт-Монро в штате Вирджиния. В течение 1950—1951 годов он был директором программы взрывов при NOL. В 1952 году Атанасов основал фирму “Артиллерийская Инженерная корпорация” в городе Фредерик, штат Мериленд, а спустя 4 года продал ее Воздушной генеральной корпорации того же города. Он стал вице-президентом последней фирмы, а также менеджером ее Атлантического отдела до 1961 года.
В дальнейшем Атанасов работал консультантом по автоматизации в упаковочной фирме. Он организовал компанию с названием “Объединенная кибернетика” в том же городе Фредерик, которая давала советы полунаучного характера. У Атанасова было трое детей: сын — Джон-младший и дочери — Элси и Джоанна.
Решение Атанасова доказать, что он является изобретателем электронного цифрового компьютера, пришло к нему после одного “странного” визита. 15 июля 1954 года адвокат от патентного бюро фирмы IBM посетил Атанасова и сказал ему: “Если вы поможете нам, мы аннулируем патент Мокли — Эккерта на компьютер. Это было заимствовано у Вас”. Короткий разговор Мокли с Атанасовым в 1943 году, когда был уже создан проект ENIAC, адвокат представил в ином свете, и Атанасов уверился в своей правоте.
Фактически это было в интересах больших компьютерных фирм, не только аннулировать патент Мокли — Эккерта, но и раскрыть ABC Атанасова для того, чтобы обеспечить надежность патентного поля для своих компьютерных проектов. Смерть Клиффорда Берри в 1963 году убрала со сцены человека наиболее способного подтвердить требование Атанасова. Тем не менее Атанасов все более убеждался, что ENIAC была заимствована от его ABC и что стоит продолжать это дело. Более того, ему придавало силы признание его заслуг в других странах, в частности на родине его предков — Болгарии, которая в 1970 году наградила его орденом Кирилла и Мефодия I степени.
Дело дошло до суда. В 1971 году фирма Sperry Rand, которая приобрела патент Мокли — Эккерта на ENIAC, подала в суд на компанию Honeywell за неуплату налогов. Honeywell подала встречный иск, заявляя, что ENIAC был заимствован от ранее созданного ABC и что патент поэтому недействителен. Чтобы подготовить свои показания по этому делу, Атанасов и его адвокаты разыскали бывших коллег и попросили реконструировать ABC. На суде Атанасов точно показал, как работала ABC, нажимая на кнопки, заставляя лампочки загораться. Этого было достаточно, чтобы произвести впечатление на судью Эйрла Р. Ларсона, который решил дело в пользу Атанасова. Решение было объявлено 19 октября 1973 года, за день до Уотергейтского скандала, и поэтому было затеряно в газетной шумихе.
Приговор действительно описывал Атанасова как изобретателя электронного компьютера, a ENIAC — как компьютер, созданный в большей степени на его идее. “Эккерт и Мокли, — читал судья Ларсон, — не сами изобрели этот автоматический электронный цифровой компьютер, но вместо того позаимствовали эту идею у доктора Джона В. Атанасова, а поэтому патент ENIAC является недействительным”.
Приговор вне стен суда рассматривался многими как несправедливый и определенно запутанный. Атанасову горько, что он не получил награды за свои заслуги, которые, как: он полагал, заслужил. В 1975 году у него случился удар, но он поправился и прожил остаток жизни на своей ферме около Монровил, штат Мериленд, в доме, для которого он спроектировал систему кондиционирования воздуха, кухонные буфеты, краны для дождевой воды, 800-фунтовую вращающуюся входную дверь и замкнутую отопительную систему. Тем, которые заявляли, что ABC не работал, Атанасов отвечал: “Для меня достижением являются выдвинутые идеи. Как только вы получаете идеи, любой может воспользоваться ими”. Джон Винсент Атанасов умер 15 июня 1995 года на 92 году жизни.

Первая ЭВМ — универсальная машина на электронных лампах построена в США в 1945 году.

Эта машина называлась ENIAC (расшифровывается так: электронный цифровой интегратор и вычислитель). Конструкторами ENIAC были Дж.Моучли и Дж.Эккерт.

Скорость счета этой машины превосходила скорость релейных машин того времени в тысячу раз.

Первый электронный компьютер ENIAC программировался с помощью штеккерно-коммутационного способа, то есть программа строилась путем соединения проводниками отдельных блоков машины на коммутационной доске.

Эта сложная и утомительная процедура подготовки машины к работе делала ее неудобной в эксплуатации.

Основные идеи, по которым долгие годы развивалась вычислительная техника, были разработаны крупнейшим американским математиком Джоном фон Нейманом

В 1946 году в журнале «Nature» вышла статья Дж. фон Неймана, Г. Голдстайна и А. Беркса «Предварительное рассмотрение логической конструкции электронного вычислительного устройства».

В этой статье были изложены принципы устройства и работы ЭВМ. Главный из них — принцип хранимой в памяти программы, согласно которому данные и программа помещаются в общую память машины.

Принципиальное описание устройства и работы компьютера принято называть архитектурой ЭВМ. Идеи, изложенные в упомянутой выше статье, получили название «архитектура ЭВМ Дж. фон Неймана».

В 1949 году была построена первая ЭВМ с архитектурой Неймана — английская машина EDSAC.

Годом позже появилась американская ЭВМ EDVAC. Названные машины существовали в единственных экземплярах. Серийное производство ЭВМ началось в развитых странах мира в 50-х годах.

В нашей стране первая ЭВМ была создана в 1951 году. Называлась она МЭСМ — малая электронная счетная машина. Конструктором МЭСМ был Сергей Алексеевич Лебедев

Под руководством С.А. Лебедева в 50-х годах были построены серийные ламповые ЭВМ БЭСМ-1 (большая электронная счетная машина), БЭСМ-2, М-20.

В то время эти машины были одними из лучших в мире.

В 60-х годах С.А. Лебедев руководил разработкой полупроводниковых ЭВМ БЭСМ-ЗМ, БЭСМ-4, М-220, М-222.

Вычислительная машина

Вычислительная машина

Заменён на

суммирующая машина

Заменил

абак

Дата начала

I век до н. э.

Дата открытия

Вычислительная машина на Викискладе

«Считающие часы» Вильгельма Шиккарда.Счётная машина «Resulta BS 7».

Вычисли́тельная маши́на, счётная маши́на — механизм, электромеханическое или электронное устройство, предназначенное для автоматического выполнения математических операций. В последнее время, это понятие чаще всего ассоциируется с различными видами компьютерных систем. Тем не менее, вычислительные механизмы появились задолго до того, как заработал первый компьютер.

Электронная вычислительная машина (ЭВМ) — комплекс технических средств, где основные функциональные элементы (логические, запоминающие, индикационные и др.) выполнены на электронных элементах, предназначенных для автоматической обработки информации в процессе решения вычислительных и информационных задач. При этом ЭВМ, как правило, является цифровым устройством, то есть использует цифровой формат сигналов и данных.

Механические вычислительные устройства — устройства для автоматизации вычислений, которые состоят из механических компонентов, таких как рычаги и шестерни. Механические вычислительные устройства были полностью вытеснены электронными в 1980-х годах.

Аналоговая вычислительная машина (АВМ) ― вычислительная машина, в которой каждому мгновенному значению переменной величины, участвующей в исходных соотношениях, ставилось в соответствие мгновенное значение другой (машинной) величины, часто отличающейся от исходной физической величины природой и масштабным коэффициентом. Каждой элементарной математической операции над машинными величинами, как правило, соответствовал какой-либо физический закон, устанавливающий математические зависимости между физическими величинами на выходе и входе решающего элемента (например, закон Ома и правила Кирхгофа для электрических цепей, выражение для эффекта Холла, силы Лоренца и так далее).

История

Основная статья: История вычислительной техники

Ещё в 1623 году немец Вильгельм Шиккард (нем. Wilhelm Schickard) создал так называемые «Считающие часы», которые сегодня принято считать первым автоматическим калькулятором. В письмах к Иоганну Кеплеру Шиккард объяснял, как можно использовать его машину для расчёта астрономических таблиц. Машина Шиккарда умела складывать и вычитать шестизначные числа, оповещая звонком о переполнении. Более сложные вычисления выполнялись с помощью набора палочек Непера, установленного на корпусе механизма. Оригинал машины был потерян при пожаре ещё до начала двадцатого столетия. В 1960 году на основе сохранившихся чертежей была построена копия этого вычислителя, подтвердившая его существование и работоспособность.

В 1642 году машину, помогающую в сложении чисел, изобрёл французский учёный Блез Паскаль. «Паскалина», как назвал свою конструкцию изобретатель, представляла собой механическое устройство в виде ящичка, наполненного многочисленными шестерёнками. Складываемые числа вводились в машину за счёт соответствующего поворота наборных колёсиков. На каждом из этих колёсиков, соответствовавших одному десятичному разряду, были нанесены деления с цифрами от 0 до 9. При вводе числа колёсики прокручивались до соответствующей цифры. При завершении полного оборота избыток над цифрой 9 переносился на соседний разряд (на 1 позицию сдвигалось соседнее колесо) и так далее. «Машина Паскаля» позволяла выполнять не только сложение, но и другие операции, однако при этом требовала применения довольно неудобной процедуры повторных сложений.

В 1673 году другой известный учёный — Готфрид Вильгельм Лейбниц изготовил механический калькулятор, позволявший легко выполнять вычитание, умножение и деление.

1723 год — немецкий математик и астроном Христиан Людвиг Герстен на основе работ Лейбница создал арифметическую машину. Машина высчитывала частное и произведение (за счёт последовательно выполняемых операций сложения). Кроме того, в ней была предусмотрена возможность контроля за правильностью ввода данных.

В 1820 году француз Тома де Кальмар наладил промышленный выпуск арифмометров.

Разработанная в 1823 году разностная машина англичанина Чарльза Бэббиджа предназначалась для расчётов математических таблиц.

Изучение работ Бэббиджа и его советы помогли шведскому изобретателю Перу Георгу Шойцу (швед. Georg Scheutz), начиная с 1854 года, построить несколько разностных машин, а в 1859 году даже продать одну из них канцелярии английского правительства.

Ещё одна «Разностная машина», построенная вскоре Мартином Вибергом (швед. Martin Wiberg), также была в своей основе улучшенной версией машины Чарльза Бэббиджа и использовалась для расчёта и публикации печатных логарифмических таблиц.

К 1890 году американцем Германом Холлеритом была разработана электрическая табулирующая система, которая использовалась в переписях населения США в 1890 и 1900 годах.

В 1938 году немецкий инженер Конрад Цузе на квартире родителей построил свою первую машину, названную Z1. Это была пробная модель полностью механической программируемой цифровой вычислительной машины. В том же году Цузе приступил к созданию машины Z2. А в 1941 году Цузе создаёт первую вычислительную машину, обладающую всеми свойствами современного компьютера Z3.

Как я научился программировать


На фото: Интерьер в окружении механизмов считывания информации с магнитной ленты ЭВМ «Минск-32»
Источник фото: rus-edu.bg
В 70-х годах, когда по ТВ надо было в сюжет включить что-то из жизни ЭВМ, то обычно показывали шкаф с лентопротяжным механизмом, на бешенной скорости перегоняющем магнитную ленту из одной бобины на другую. Возле этого шкафа обязательно стоял какой-нибудь дядя в белом халате и с умным лицом всматривался в перематывающуюся ленту, словно читал по ней ответ на решение какой-то важной задачи. Я в то время так и представлял себе ЭВМ – куча железных шкафов с мигающими лампочками и учёные в белых халатах, склонившиеся перед лентопротяжным механизмом. Иногда, впрочем, этот видеоряд разнообразился человеком в белом халате – а то и двумя – которые держали в руках длинную белую бумагу, причём рассматривали они её обычно задрав над самой головой, отчего у меня всегда было ощущение, что такую бумагу надо рассматривать исключительно на свет. А что такого? ЭВМ!
В советской комедии «Служебный роман» есть такой эпизод. Ожившая после интима с подчинённым Калугина-Мымра ошарашено замечает на стене над секретаршей напечатанную на АЦПУ-шной бумаге «занятной репродукции Джоконды». На что секретарша ака. «Верочка» сообщает: «Ну что Вы! Это же не репродукция. Это же наша вычислительная машина – Боровских запрограммировал». Я тогда не понимал, ну как это ЭВМ может даже картины рисовать. Но когда я в 1979 году попал на международную выставку в Сокольники, на которой демонстрировались все самые-самые последние новинки в области фото-, кино- и другой такой техники, то обнаружил на одном из стендов столпотворение. Народ бился за получение точно таких же «репродукций Джоконы». Их со скоростью одна Джоконда в минуту (или типа того) со страшным треском печатала какая-то непонятная мне машинка. Много позднее я узнал, что Боровских тут был ни при чём. «Репродукция Джоконды» была тестом печатающего устройства (АЦПУ) от компании IBM, причём вшитым, а не программируемым. Из чего можно сделать вывод, что в статистическом управлении, которое возглавляла Калугина, по крайней мере АЦПУ было импортным.
Ну в общем сведения об ЭВМ у меня на начальном этапе были самые смутные. Как, впрочем, и у подавляющего большинства советских людей. Слова «ЭВМ» и «кибернетика» были мне знакомы с самого раннего детства и в моём сознании были синонимами. Много позднее я выяснил, что это, мягко говоря, далеко не синонимы. Но в целом я, как наверное и все дети Страны Советов, был уверен, что скоро при помощи кибернетики жизнь будет ух, какой замечательной. Глобально мои представления по этому вопросу не шли наверное далее кибернетических фантазий тракториста Матвея Морозова из фильма «Дело было в Пеньково». Ну разве что я представлял освоение космоса, а не вспашку колхозных полей.
Впервые непосредственно так сказать пообщался я с ЭВМ в 1983 году. Было это в пору моей лаборантской службы в Московском институте инженеров водного транспорта (МИИВТ), который располагался в московском прибрежном районе Нагатино.
МИИВТ размещался в довольно банальном кирпичном здании, но при этом закрома его лабораторий ломились от сокровищ. Что и не удивительно – ведь МИИВТ ковал кадры для такой богатой организации, как Министерство речного флота. Кстати, именно в этом министерстве снимались ряд сцен из уже упомянутого мной фильма «Служебный роман».
В лаборатории портово-перегрузочных машин, в которой я по мере своих сил помогал студентам осваивать премудрости управления портово-перегрузочными машинами (кстати, а вы в курсе, что все портовые краны в СССР были производства ГДР, потому что СССР почему-то так и не смог научиться их производить?), так вот, в нашей лаборатории чего только не было. Были даже видеокамера и видеомагнитофон (тоже, кстати, производства ГДР), при помощи которого мой заведующий лабораторией как-то раз снял учебный фильм о работе портовых кранов, в чём я ему помогал. Так что в 1983 году я также впервые попробовал работать помощником телеоператора. Видеомагнитофонов, кстати, было две штуки – один чёрно-белый, а второй цветной. Но как оказалось, в кладовой нашей лаборатории хранилась даже – ЭВМ. Во всяком случае мне было так сказано.
Чтобы было понятно, о чём речь, сообщу кратко, что в ту пору в СССР были в основном два типа ЭВМ: либо т.н. большие ЭВМ 3-го поколения (по американскому – мэйнфреймы) серии ЕС, которая была клоном американской IBM 360/370. В полном соответствии со своим названием, эти машины занимали целые этажи (чаще конечно подвалы) зданий. Либо это были т.н. мини-ЭВМ серии СМ ЭВМ, которая была клоном американской же PDP-11 (производимой компанией DEC). СМ ЭВМ были конечно поменьше объёмом, но всё равно по крайней мере комнату занимали. Но то, что хранилось в нашей лаборатории, даже сегодня мною не опознано. Я даже не уверен до конца, что это была именно ЭВМ.
Но однажды по лаборантским кругам пронеслась весть, что к нам в институт прибыл наладчик ЭВМ. Что это такое, я опять же не знаю. После чего для него была выделена отдельная комната и мы – лаборанты – снесли в неё странного вида тяжеленные блоки. Такое ощущение, что в целом вся ЭВМ – если это и в самом деле была ЭВМ – была разложена по кладовым разных лабораторий. Однако ни какого-никакого завалящего дисплея, ни чего-нибудь, что хотя бы отдалённо напоминало клавиатуру, я почему-то не обнаружил. Впрочем, говоря по правде, я и не искал. Это сейчас я понимаю, что у ЭВМ должно было бы быть нечто в этом роде. А тогда – тогда мне сказали, что приехал наладчик и к нему надо стаскать несколько блоков из кладовой. Меня этот процесс интересовал только с той точки зрения, что не будь наладчика, ничего таскать не пришлось бы.
Сейчас, кстати, я вот думаю – а чего он там вообще налаживал, в этой так называемой ЭВМ? Но как бы то ни было он налаживал несколько дней. Потом как-то раз сказал, что для дальнейшего процесса наладки ему требуется спирт для протирки контактов.
Вот казалось бы – что может быть более прозаичного, чем пол-литра спирта? Казалось бы… Но если вы думаете, что какой-то завлаб в ответ воскликнул: «А, пол-литра спирта? Только и всего? Сейчас возьму в своём шкафчике и принесу, он там уже полгода стоит и до сих пор ни на что не пригодился», то вы ничего про СССР не знаете. В СССР спирт был чем-то сродни оружию и хранился примерно также, как оружие – то есть в специальном закрытом месте и допуск к нему просто так получить было нельзя. Но поскольку наладчик настаивал на том, что дальнейший процесс наладки без спирта просто невозможен, то пришлось уступить. Для того, чтобы доставить пол-литра спирта, была снаряжена целая бригада в составе меня и ещё двух лаборантов. Причём в здании самого института спирта не было вообще и нам пришлось ехать чуть ли не за город на какую-то хозяйственную базу института. Где нам в итоге и выдали запечатанную бутылку с техническим спиртом. Не подумайте ничего плохого. Бутылку мы доставили в целости и сохранности. Потому что понимали, насколько важное задание нам поручено и что могло бы случиться, покусись мы на казённый спирт.
На следующий день, получив спирт для протирки контактов, наладчик сразу же объявил, что наладка завершена успешно. С чем и убыл. А мы стали разносить блоки от этой налаженной ЭВМ (контакты которой так и остались непротёртыми) по кладовым своих лабораторий. Я взял тяжеленный блок и потащил, держа двумя руками. Когда я подошёл к двери кладовой, она оказалась прикрытой. Меня подвела лень. Лень было ставить блок на пол, открывать дверь нормально, потом поднимать блок. Поэтому я решил открыть дверь, не выпуская блок из рук. Я ухватился за ручку двери мизинцем и безымянным левой руки и дёрнул. Дверь резко открылась, но от толчка блок выскользнул из руки и со страшным грохотом рухнул на пол. По огромному институтскому коридору пошло гулкое эхо. В ужасе я оглянулся. К счастью, коридор был пуст. Я быстрее подхватил блок и поставил его на стеллаж в кладовке. А потом несколько дней с ужасом ждал, что вот-вот начнутся испытания этой отлаженной, но уже малость мною подпорченной ЭВМ. Но день проходил за днём, а никого из института, включая моего завлаба, эта ЭВМ не заинтересовала. И я никогда не узнаю что с ней потом стало, а равно того, какой ущерб я нанёс народному хозяйству.
Так состоялась моя первая встреча с ЭВМ. Если конечно это и в самом деле была она.
За тот год, что я проработал в лаборатории портово-перегрузочных машин и механизмов, я сделал для себя вывод – меня интересует всё что угодно, кроме портово-перегрузочных машин и механизмов. Поэтому я решил не поступать в МИИВТ летом. Хотя разумеется после года лаборантской службы поступление было у меня в кармане. Вопрос бы в том – куда же мне было направить свои стопы.
Одна моя одноклассница, которая сумела поступить сразу после школы, дала мне ценный совет – надо поступать в Московский экономико-статистический институт (МЭСИ). Мотив тут был для меня прежде всего в том, что в МЭСИ была военная кафедра, а мне уже в полный рост корячилась почётная обязанность всех граждан СССР мужского пола, достигших 18-лентего возраста. А мне эта почётная обязанность была, как бы это лучше сказать (дамы, зажмите уши) – ни в пизду, ни в Красную армию.
Кстати, сделаю уж одну ремарку, потому что этот вопрос может быть неправильно понят. Сейчас, когда СССР покрылся какими-то слюняво-приторными мифами, поколение юных слонопотамов на чистом глазу верит в байки про какого-то особенного советского человека вообще и советскую молодёжь в частности, с идиотическими от переизбытка энтузиазма лицами строившими коммунизм. Увы, ничего такого в реальности даже близко не было. Ну то есть идиоты, которые думали, что строят коммунизм, иногда в самом деле попадались, но отношение нормальных людей к ним было именно как к идиотам. Ещё была разновидность – политруки, инструкторы райкомов и прочие лекторы общества «Знание». Ну тут всё понятно. Ничего другого делать они не умели, только языком чесать про пятилеткузачетырегода, так что на них тоже особо внимания не обращали. Поэтому в Советской армии служить в мою пору тоже охотников было немного. Когда я позднее в неё всё же попал, то за всю свою службу обнаружил всего одного солдатика, который на мой прямой вопрос – «ты по своему желанию пошёл служить?» – ответил утвердительно. Все прочие однозначно признавали, что будь у них хоть минимально легальный способ от армии отвертеться, то (дамы, снова заткните уши), на хую они вертели эту Советскую армию. А поскольку служить мне довелось с контингентом от самого что ни на есть Львова до самой что ни на есть Читы, включая все промежуточные районы и даже районы Кавказа и Средней Азии, то я могу смело обобщать, и делать выводы, что в Советскую армию не тянуло не только хитрожопых москвичей, но и вообще любого нормального молодого парня, проживающего в СССР в брежневские и пост-брежневские времена.
Нет, безусловно, сейчас-то я искренне доволен, что от армии таки не откосил и отслужил все 2 года. Но это постфактум. А когда эта армия начала маячить на горизонте, радости это ну никак не прибавляло. Зато наоборот – в полный рост. В смысле – радость убавляло. В связи с чем идея поступать в институт с военной кафедрой выглядела как вполне привлекательный способ спасения утопающего руками самого утопающего.
Но была одна засада. Средний балл. Он у меня был 3,75. Это были последствия моего страшного увлечения рок-музыкой в выпускном классе. В связи с чем успеваемость резко упала и даже по своей любимой истории я на экзамене получил только «хорошо». А в основном одни «удовл». Только по немецкому языку получил «отлично». В общем, с таким средним баллом гарантированное поступление мне грозило только в МИИВТе, да и то лишь в связи с моим геройским лаборантством в предыдущий отчётный период. Но одноклассница меня успокоила, сообщив благую весть, что в МЭСИ учатся в основном девушки и поэтому на мальчиков у приёмной комиссии большой спрос. «Фактически все экзамены можно сдать на трояки и всё равно пройдёшь».
Ну сказано – сделано. По своей традиции документы я подал не просто в последний день, а буквально в последний час окончания работы приёмной комиссии. Тогда она заседала ещё в старом здании недалеко от посольства Ирана. Или Ирака? Чёрт, не помню уже. Ну в общем в районе улицы Плющихи. Про три тополя наверное все слышали? Ну вот там неподалёку.
При подаче документов замдекана факультета машинной обработки экономической информации Бурлак Галина Николаевна задала мне вопрос, а почему собственно меня потянуло сдавать документы по специальности АСУ? Надо было ответить честно, что мне просто понравилось немного отдающее милитаризмом название – автоматизированные системы управления, но я начал пространно рассуждать что-то про ЭВМ. После чего Галина Николаевна сделала пометку в моём деле о том, что мне лучше поступать на другую специальность. Я страшно испугался, но тем не менее документы у меня приняли.
Если бы я сдавал документы чуть ранее, то после принятия документов мне могла предстоять приятная процедура игры в видеоигру «настольный теннис». МЭСИ был ужасно прогрессивным в плане всякой электроники институтом. А тогда игр для персональных компьютеров не было, как не было и самих персональных компьютеров (даже в США их было не так уж много, что уж там говорить про СССР). Но зато игровые видео-приставки к телевизорам как факт имели место быть. Правда в магазинах я их не видел. Но в МЭСИ они оказывается зачем-то были. И каждый, кто подавал документы, имел право немного поиграть. Чудесно! Но, как я сказал, цейтнот помешал мне поиграть. Зато мне предстояло другое, хотя и не такое приятно дело.
В связи с тем, что в МЭСИ и в самом деле мальчиков было крайне мало, ректор института Шураков Виктор Владимирович, лично желал беседовать с каждым кандидатом мужского пола (попрошу без гнусных инсинуаций). Для чего каждый юноша, подавший документы, приглашался в кабинет ректора на собеседование. Что такое ректор я знал. В МИИВТе мой завлаб был секретарём парторганизации или типа того и я иногда носил на подпись ректору МИИВТа ведомости сбора взносов. Разумеется я в неё совал свой нос и знал, что ректор получал и по 600, и по 700, а иной раз и почти 1000 рублёй в месяц. Я до этого никогда про такие зарплаты не слыхал и поэтому должность ректора вызывала у меня повышенное почтение. Когда я вошёл в кабинет Шуракова, он посмотрел на меня довольно-таки тяжёлым взглядом и произнёс фразу, воспоминания о которой до сих пор приводят к покраснению моих ушей. «В лучшие времена с таким баллом даже близко к порогу нашего института не подпускали». Увы, да, как я сказал выше, мой аттестат был не то чтобы блестящим. Не тот случай, когда аттестат вешают в рамочку под стеклом на стену на самом видном месте, чтобы показывать родным и знакомым и вообще всячески гордиться. Моё сердце, как это говорится, упало и запуталось где-то в районе брюшнины. Но всё-таки в словах Шуракова было и нечто более или менее успокаивающе. Поскольку меня не только подпустили близко к порогу МЭСИ, но даже дали через этот порог перешагнуть, да на десерт ещё предложили посидеть в кресле в кабинете ректора, то времена видимо были уже далеко не самыми лучшими. «Да здравствуют не самые лучшие времена!» – внутренне возликовал я. «Я сомневаюсь, что вы поступите» – сказал Шураков и жестом дал понять, что аудиенция закончена. В принципе я тоже в этом сомневался. Однако собрал всю волю в кулак и решил продолжать начатое.
Экзамены в МЭСИ в ту пору были довольно странными. Во всяком случае все, кому я про них рассказывал, удивлялись и цокали языком. Все четыре экзамены были письменными. Первым была математика. Каждый пример первой математики был достаточно прост и его мог решить человек даже очень и очень обычных способностей. Если бы решал только один этот пример, разумеется. Однако засада была в том, что эти примеров было очень много – 30 задач. И вот решить все 30 задач за отмерянное время было крайне непросто. Потому что на каждую задачу, собственно, отводилось всего минут по пять-шесть. Когда я пришёл на этот экзамен, то был ошарашен, насколько и в самом деле в МЭСИ мало юношей. Большой лекционный зал был забит поступающими, но юношей там можно было пересчитать по пальцам. Нас всех рассадили по местам, раздали листы с заданиями и объяснили, что пытаться найти человека с таким же вариантом бесполезно, потому что хитрая ЭВМ так всё перетусовала, что ни в жисть двух похожих вариантов рядом не найти. Ещё нас обрадовали, что никакие просьбы выйти в туалет и тому подобное не принимаются. Сидеть надо до самого конца экзамена, хоть бы даже ты и всё уже решил.
К своему удивлению я начал очень бойко решать эти задачи – сказалось то, что накануне пару месяцев я изрядно корпел, восстанавливая знания по математике. За первых полтора часа я решил почти половину задач и был уверен, что решил правильно. И вдруг почувствовал, что неплохо бы сходить в туалет по малой нужде. Не то чтобы это было критично, но и не помешало бы. Однако выйти было нельзя категорически и я мужественно продолжал решать задачки. Однако биология тела устроена таким гадским образом, что уж если такое желание возникло, оно не унимается и чем дальше, тем становится всё сильнее. Где-то за час до конца экзамена я уже не столько вдумывался в условия задач и правильность решения, сколько мечтал о скорейшем окончании экзамена. Где-то за полчаса до окончания я уже вообще не мог думать ни о каком экзамене, а единственная математическая операция, которая всё ещё была доступна моему меркнущему сознанию был подсчёт количества оборотов, совершаемых секундной стрелкой.
Наконец – Ура! Ура! Ура! – раздались слова, которые показались мне райским пением – «Экзамен окончен. Положите ручки». Вот сейчас я быстро сдам листы с решениями и помчусь в заветное место. Однако процедура сдачи заданий сделала бы честь Бухенвальду в его лучшие годы. Сдача началась с самого первого места чинно и благородно. Человек подходил к столу, за которым помещалась комиссия. Он сдавал задание, свои листы черновика, чистовика. Это всё бегло проверялось, как-то визировалось, после чего человек покидал аудиторию. Потом следующий и так до бесконечности, учитывая, что в зале было наверное человек сто. Когда до меня дошла очередь у меня в голове вертелась только одна мысль, высказанная как-то давно одним моим одноклассником в похожей ситуации – «лучше я потеряю совесть, чем мочевой пузырь». Но когда я было уже готов был встать, чтобы подойти к столу для того, чтобы избавиться от своего задания, сзади меня кто-то жалобно попросил: «Разрешите я сдам перед вами?». «Ну прямо после меня и сдадите» – отрезал я не оглядываясь. «Но мне очень…. надо» – услышал я нечто похожее на последний выдох умирающего. И чуть не задохнулся от негодования. Но когда обернулся, чтобы узнать, кто это мне предлагает такую наглую комбинацию, то увидел девочку, буквально в полуобмороке и всё понял. «Проходите», – милостиво и по-джентельменски разрешил я, внутренне гордясь своим благородством, всю глубину которого конечно никто не смог бы оценить.
Когда я вырвался из лекционного зала, то первой же моей мыслью… Впрочем, и так ясно, какая у меня была мысль. Однако тут меня ждал ещё один удар судьбы. Как выяснилось уже позднее, в старом здании МЭСИ туалетные комнаты находились только в одном месте – в подвале с раздевалкой. Но именно туда-то доступ был закрыт. Тысяча чертей! Гром и молния! Кто это придумал?! Я был просто в ярости. К счастью, мужской организм в таком вопросе предоставляет куда большую свободу действий, чем женский и я решил, что пропади оно всё пропадом, но первая же попавшаяся подворотня будет моей. А не подворотня, так хоть какое-нибудь дерево или кусты. И снова я не учёл одного обстоятельства. Штука-то в том, что я покидал здание МЭСИ не в гордом одиночестве. Вместе со мной выходили пачками девушки, которые сдавали экзамены на разных факультетах и мысль о подворотнях и кустах, как выяснилось, также буровила их затухающее сознание. Вся небольшая улица была заполнена девушками, которые как сумасшедшие бросались в любую щель, которая оказывалась на их пути. Терять совесть, да ещё таким циничным образом, я категорически отказался не готов. В связи с чем вынужден был с каменным лицом прошагать ещё пару кварталов, пока не нашёл искомое.
Самое удивительное, что в итоге за этот экзамен я получил трояк.
Следующие экзамены уже проходили без подобных эксцессов. Вторым экзаменом была тоже математика. В задании было всего пять задач, но это были задачи повышенной сложности. Третьим экзаменом был… диктант. Да-да – диктант на вступительном экзамене в институт! А последним было – изложение. Правда предлагался профессиональный текст, который неподготовленному слушателю было крайне сложно не то что запомнить, а даже просто понять с первого раза. Трети и четвёртый экзамен проходил в наушниках и нас снова заверили, что крутить головой смысла нет, потому что у рядом сидящих все варианты разные.
В итоге все экзамены я сдал на «удовл». После чего забил на всё и ближайшим же рейсом улетел со своим другом в Одессу. Это была отдельная эпопея и рассматривать её в данном месте и данное время я не буду. Вернувшись после многих тяжких испытаний с билетами, подсадками по маршруту Одесса-Киев-Ленинград-Москва, я на следующий день отправился без особой надежды в МЭСИ узнавать – поступил я или нет. Хотя нет, кого я хочу обмануть? Я надеялся. Ни на что я так не надеялся, как на то, что поступлю. Да, я знал, что это будет сродни чуду. Когда на экзамене по диктанту в аудиторию вошёл ректор Шураков, я готов был под парту залезть – мне казалось он меня увидит и закричит «А этому вы почему разрешили сдавать экзамен?». Но я молился о чуде. И чудо свершилось. Я поступил в МЭСИ.
Не исключено, что продолжение последует…